Крепнущие магнаты России.
Анализ крупнейших российских неправительственных…
Крепнущие магнаты России.
Анализ крупнейших российских неправительственных компаний показывает, что “85% ценностей контролируется всего восемью группами акционеров”
Борис Березовский, наиболее прямолинейный в своих высказываниях российский “олигарх” середины 1990-х годов, когда-то утверждал, что он и несколько других магнатов с хорошими связями контролируют половину российской экономики. Это было неправдой, но с точки зрения паблисити это было хорошо. Теперь, однако, мечта г-на Березовского начинает осуществляться – пусть и в его отсутствие, поскольку он рассорился с президентом Владимиром Путиным и бежал из России 2 года назад.
По словам Питера Буна (Peter Boone) и Дениса Родионова из московского инвестиционного банка “UBS Brunswick Warburg”, анализ крупнейших российских неправительственных компаний показывает, что “85% ценностей контролируется всего восемью группами акционеров”. Концентрация собственности в России сегодня настолько велика, что некоторые аналитики начинают поговаривать о “шэболизации” (chaebolisation) российской экономики – сравнивая рост могущества конгломератов в России с подъемом, начиная с 1960-х годов, финансово-промышленных группировок, так называемых “шэболов” (chaebol), в Южной “Корее. Если это так, тогда это неоднозначная новость для России. Система шэболов в Южной Корее оказалась хорошей для индустриального роста, но плохой для корпоративного управления и склонной к крахам, когда она чрезмерно расширилась.
Сегодняшние российские магнаты включают тех, кто выжил из поколения г-на Березовского, например, Михаила Ходорковского, главу нефтяной компании “Юкос”, Владимира Потанина, босса металлической компании и промышленной группы “Интеррос”, и Михаила Фридмана, главу банковско-промышленной группы “Альфа”. Затем идут сравнительные новички, такие, как Олег Дерипаска и его союзник Роман Абрамович, совладельцы группы “Русский Алюминий”. Г-н Абрамович владеет также преобладающей долей нефтяной компании “Сибнефть” и четвертью активов “Аэрофлота”. Г-н Дерипаска контролирует “ГАЗ”, второй по величине российский автомобильный завод, и еще несколько заводов по производству автобусов.
В российских нефтяной, сталелитейной, алюминиевой, никелевой, автомобильной индустрии и в тяжелом машиностроении уже господствуют новые магнаты. В настоящее время они подбираются к последним базовым секторам, таким, как угледобывающая промышленность и лесозаготовительная и деревообрабатывающая промышленность. Новым угольным королем, очевидно, станет Андрей Мельниченко, молодой московский банкир, который близок к заключению сделки, дающей ему контроль над крупными угледобывающими предприятиями в Красноярском крае. Присовокупив эти предприятия к принадлежащим ему угольным шахтам вокруг озера Байкал, г-н Мельниченко сделает свою группу МДМ крупнейшим угледобытчиком России.
Вовсю идет борьба за контроль над лесозаготовительной и деревообрабатывающей промышленностью. Здесь главным претендентом на господство является г-н Дерипаска, который, как говорят, объединяет свои ресурсы с Владимиром Коганом, санкт-петербургским банкиром, чтобы создать могущественную новую холдинговую компанию.
Сельское хозяйство тоже привлекает магнатов, особенно с тех пор, как г-н Путин в этом году подписал закон, разрешающий впервые после революции 1917 года частное владение сельхозугодьями по всей России. Группа “Интеррос” г-на Потанина, главной собственностью которой является комбинат “Норильский Никель”, уже является одним из крупнейших в России владельцев поголовья крупного рогатого скота.
Последними крупными призами для магнатов станут газовая и электрическая индустрии, пока еще в основном принадлежащие находящимся под контролем государства монополиям. Электрическая монополия “Единые энергетические сети (ЕЭС) России” через 2 года должна быть поделена надвое. Если это пройдет хорошо, неизбежно возрастет давление в пользу раздела газовой монополии “Газпром”.
Г-н Бун и г-н Родионов проанализировали, кто владеет 64 крупнейшими российскими компаниям, товарооборот которых в 2000 году составил 109 млрд. долл. США. Выяснилось, что 47 млрд. долл. приходится на контролируемые государством компании, главным образом “Газпром” и ЕЭС. Находящиеся в частных руках компании имели товарооборот 62 млрд. долл., что составило 25% валового внутреннего продукта (ВВП). Восемь групп инвесторов и менеджеров контролировали компании, на долю которых пришлось 85% указанной суммы товарооборота.
Это существенная перемена по сравнению с начальным периодом российской приватизации в 1992-1994 годах. Заводы и фабрики продавались индивидуально, при этом рядовые работники предприятий получили в среднем около 50% акций, руководители – около 9%, а правительство и прочие внешние вкладчики – 41%.
Консолидации промышленности и концентрации собственности способствовали три главных фактора. Первый фактор – сразу же выявившаяся тенденция среди руководителей предприятий покупать по дешевке акции у своих работников, нередко используя для этого фонды компании. Далее идут печально известные “займы под акции” 1995-1996 годов, когда российское правительство разрешало незначительному числу финансистов выкупать крупнейшие государственные нефте- и угледобывающие предприятия за очень небольшие суммы. Преследовалась цель создать бизнес-элиту, лояльную президенту Борису Ельцину, который стремился к переизбранию на этот пост. Финансисты, которым оказывалось предпочтение, стали именоваться “олигархами”.
Третий крупный передел собственности наступил после дефолта и девальвации в России в августе 1998 года. Иностранные инвесторы и обанкротившиеся российские банки продали свои пакеты акций российских промышленных компаний. Магнаты, контролировавшие экспорт нефти и других природных ресурсов, имели наличные, чтобы купить эти авуары на аукционах по бросовым ценам.
Сегодня господство магнатов усиливается благодаря неразвитости российской банковской системы. Нехватка кредитов затрудняет новичкам в бизнесе мобилизацию наличных средств для покупки новых предприятий и инвестирования в развитие отрасли. “Нет каналов для трансферта денег из богатых компаний в другие секторы экономики”, – говорит Андрей Костин, глава государственного “Внешторгбанка”.
Еще одним фактором, сдерживающим появление новых конкурентов, является вес бюрократии и коррупции, которая удушает малый бизнес в России. Крупные магнаты, напротив, имеют деньги и влияние, чтобы противостоять правительству. Роланд Нэш (Roland Nash), глава исследовательской группы московского инвестиционного банка “Ренессанс-Капитал”, видит большие возможности “диктата цен, в лучшем случае, и политических манипуляций – в худшем” как одну из главных потенциальных угроз для России от чрезмерной концентрации собственности.
Не совсем справедливо сравнивать конгломераты России с южнокорейскими шэболами, говорит Кристофер Гранвиль (Christopher Granville), стратег московской брокерской фирмы “Объединенная Финансовая Группа”, потому что российское правительство играет куда меньшую роль в промышленной политике. Оно не командует направлением инвестиций и кредитов в частный сектор, как это делало южнокорейское правительство.
Однако данное сравнение отражает степень концентрации собственности в России, которая напоминает концентрацию в Южной Корее в середине 1990-х годов. В то время, по данным Международного валютного фонда (МВФ), 30 крупнейших шэболов владели двумя третями 100 крупнейших производственных фирм и производили 16% ВВП страны. Южнокорейская система шэболов позволила добиться быстрого роста экономики в период начала 1960-х годов – конца 1990-х годов путем мобилизации инвестиций и импорта управленческого мастерства. В России тоже рост конгломератов с 1998 года способствовал росту инвестиций в промышленность и выпуска продукции.
В силу этих причин концентрация собственности пока еще не занимает приоритетного места в списке забот правительства России. Один кремлевский чиновник говорит, что, если Россия сумеет достичь темпов роста Южной Кореи, то о проблемах она станет беспокоиться позднее. Вполне может быть, как считает г-н Бун, что концентрация собственности станет меньше по мере роста новых секторов промышленности и услуг в России и увеличения иностранных инвестиций. Некоторые магнаты могут начать продавать свои авуары, когда цены на них вырастут.
Другие аналитики не так безмятежны. Евгений Гавриленко, главный экономист другого московского инвестиционного банка, “Тройка-Диалог”, предлагает обратиться к истории России в последние 30 лет существования Советского Союза, с 1961 по 1991 годы, когда инвестиции удвоились как доля ВВП, но рост экономики прекратился. Главной проблемой было неправильное распределение инвестиционных ресурсов.
Сегодня, говорит г-н Гавриленко, темпы роста и доля инвестиций в ВВП в России аналогичны тем, которые были в начале 1960-х годов. Россия стоит “на перепутье”, говорит он. Если она сумеет создать сильную банковскую систему для эффективного распределения инвестиционных ресурсов и понизить барьеры для нового бизнеса, чтобы стимулировать максимум конкуренции, тогда она еще сможет достичь высокого и длительного экономического роста. Если нет, говорит он, тогда очередной экономический кризис “станет неизбежным”.
inoСМИ.Ru
Крепнущие магнаты России (“The Financial Times”, Великобритания)
Роберт Коттрелл (Robert Cottrell), 06 августа 2002