Китай: капиталистический дракон в социалистической овчине.
Китай: капиталистический дракон в социалистической овчине.
[10:17 29 мая 2006г.] [ Зеркало недели, №20 (599) от 27 мая — 2 июня 2006 ]
Как утверждает Джеймс Майлз, автор обширного обзора в журнале The Economist, траектория движения самой населенной страны в мире в ближайшие 20 лет является наименее предсказуемой.
Подобно герою русских былин, Китай стоит сейчас на распутье. Пойдет налево, по пути постепенной либерализации политической системы при сохранении хотя бы частичного потенциала нынешнего экономического бума — и превратится в самый мощный фактор мирового развития. Пойдет направо, по пути экономического прогресса на фоне нарастающего политического национализма — и спровоцирует нарастание напряженности и угрозу дестабилизации как в Азиатском регионе, так и во всем мире. И, наконец, третья дорога, не предусматривающая никаких кардинальных изменений политического и экономического курса, заведет в трясину социальных и политических кризисов при неизбежном сокращении экономического роста.
По всей видимости, выбор пути китайским руководством уже сделан. Вот только китайцы узнают об этом, возможно, после XVII съезда Коммунистической партии Китая, запланированного на 2007 год. А весь остальной мир получит возможность ознакомиться с новыми ориентирами великого китайского пути во время Пекинских Олимпийских игр 2008 года.
“Неравномерное обогащение” и неравномерные результаты
Тот факт, что Китай по многим параметрам входит в пятерку мировых лидеров, ни у кого не вызывает сомнения: первое место по численности населения, четвертое — по территории… Несомненен и огромный экономический потенциал — средний за последнюю четверть столетия темп роста ВВП в 9% тоже говорит о многом. По абсолютным показателям объема ВВП страна в прошлом году вышла на шестое место в мире, обогнав Италию и уступив лишь США, Японии, Великобритании, Германии и Франции, а по объему ВВП, рассчитанному по паритету покупательской способности, — и вовсе на второе (после США). При этом по объему ВВП на душу населения Китай не входит даже в первую сотню.
Тем не менее и в этом направлении успехи феноменальны. Когда в прошлом веке Дэн Сяопин начинал свои реформы, за чертой бедности в стране находились 250 млн. человек. При этом китайская черта бедности — менее пяти долларов в месяц — существенно отличается от общемирового стандарта — менее двух долларов в день. Теперь же доля бедных в стране сократилась с 25% населения до 2%, а вместо армии бедняков сформировался внушительный 250-миллионный средний класс. Средний уровень ВВП на душу населения вырос за эти годы с 250 долларов до 1700.
Темпы роста этого показателя достаточно хорошо кореллируются с задачей его четырехкратного удвоения к 2020 году. Первое удвоение — с 250 до 500 долл. ВВП на душу населения — было достигнуто даже раньше запланированного на 1990 год срока. Второго, в связи с незапланированным ростом населения на 300 млн. человек, пришлось ждать до 2002 года. Шансы обеспечить своевременное третье удвоение ВВП к 2010 году аналитики оценивают по-разному. Ведь для достижения поставленной цели придется решать уже не тактические, а стратегические задачи.
Принцип “неравномерного обогащения”, выдвинутый в Китае четверть века назад, сработал очень хорошо. Создание свободных экономических зон в юго-восточных прибрежных районах, частичная приватизация государственной собственности в городах привели не только к повышению среднего уровня доходов населения, но и к возникновению огромного дисбаланса. Разрыв в доходах городского населения и сельского оценивается в шесть раз, а населения самых богатых восточных провинций и самых бедных западных достигает двузначных величин. Если учесть, что на сельскую местность сейчас приходится 89% территории Китая и 46% его трудоспособного населения (или две трети от общего количества), то масштаб проблемы вырастает еще больше.
Пленум ЦК Компартии Китая, которая все еще оперирует вышедшими из нашего употребления понятиями пятилеток, приоритетом своего одиннадцатого пятилетнего плана как раз и определил “гармоничное развитие” и “совместное процветание” всего китайского общества. Естественно, сопровождаемые выравниванием уровня жизни между городом и селом, между западом и востоком. Вот только большинство западных экспертов считают, что выполнить этот план без самого решающего шага — передачи земли в частную собственность крестьян — не удастся.
Вопрос о собственности на землю в Китае еще менее прозрачен, чем вопрос о том, какой политэкономический смысл вкладывается в понятия “коммунизм с китайской спецификой” и “рыночная социалистическая экономика”. Конфискованная в 1949 году у богатых землевладельцев, изначально земля, в полном соответствии с ленинскими лозунгами, была роздана крестьянам. В 1950-х годах ее также постигла коллективизация. Однако в 1980-х, через несколько лет после смерти Мао Цзедуна, аграрные коммуны прекратили свое существование. Крестьяне получили право обрабатывать свои участки земли и самостоятельно распоряжаться полученной с них прибылью, однако формально собственность по-прежнему осталась “коллективной”.
С 1990-х годов в практику вошла так называемая аренда земли, при которой крестьянин получал право в течение 30 лет (хотя в действительности значительно меньше) пользоваться землей по своему усмотрению, однако без права ее залога или продажи. За это “удовольствие” нужно было платить сельской администрации, в состав которой обязательно входили представители Компартии.
Ситуацию еще более усугубила половинчатая фискальная реформа 1994 года. Дисбаланс в распределении налогов между местной и центральной властью (а Китай является в этом отношении наиболее децентрализованной страной) привел к ликвидации бесплатного образования и медицины в селах или к банкротству органов местного самоуправления (которые как избирались местным населением, так и назначались вышестоящим органом Компартии). Зато основным источником существования сельских властей оказалась опять же земля, которую они имели право как продавать или сдавать в аренду промышленным предприятиям, так и использовать в качестве залога для получения кредита.
По некоторым оценкам, сумма таких кредитов превышает триллион юаней (125 млрд. долл.), что составляет более 5% китайского ВВП. При этом сами крестьяне в лучшем случае получали символическую компенсацию, не идущую ни в какое сравнение ни с размерами самой сделки, ни с реальной стоимостью земли.
Как китайские, так и западные эксперты считают, что одним из наиболее важных двигателей беспрецедентного экономического ускорения Китая стала приватизация недвижимости в городах (хотя формально она также не то чтобы полностью передана в частную собственность, но, по крайней мере, предоставляется в аренду на 70 лет с правом продажи и залога). Именно последний механизм и привел к формированию внушительного городского среднего класса, а из 50 самых богатых людей Китая более половины сделали свои состояния на операциях с недвижимостью.
Тем не менее полномасштабную приватизацию земли большинство экспертов считает весьма маловероятной. И не только потому, что это противоречит коммунистической идеологии. Гораздо больше опасений вызывает угроза дестабилизации страны в случае массовой продажи земли крестьянами и их миграции в города с последующей утратой национальной продовольственной безопасности. С другой стороны, эта угроза существует уже сейчас, по мере того, как все более богатеющие и разрастающиеся города наступают на близлежащие деревни, при помощи местных властей отбирая у крестьян землю.
Один из методов борьбы с таким вариантом развития событий нашли в деревне Хи Хуа, расположенной в пределах муниципалитета Венжоу. Ее жители создали “экономический акционерный кооператив”, генерального директора которого выбирали всей деревней, а бывшего коммунистического деревенского босса сделали председателем правления. Список акционеров содержит 363 фамилии — менее четверти всего населения деревни. Больше всего не повезло женщинам. Сначала их в этот список вообще не хотели включать, но затем “оценили” в одну шестую мужской доли (хотя даже по деревенским меркам женский труд ценится лишь вдвое ниже мужского). Как юридическое лицо, кооператив имеет право сдавать в аренду, продавать и закладывать землю, и сумма дивидендов в год достигает пяти тысяч долларов на человека (точнее, на мужчину). При этом свои акции каждый акционер имеет право продать только другим членам кооператива, тогда как у государства еще остаются механизмы для того, чтобы разрушить всю эту хитроумную систему.
Гораздо более эффективным методом борьбы со сложившейся системой являются крестьянские бунты, которые уже неоднократно играли решающую роль в поворотные моменты китайской истории. Хотя их вероятность в ближайшие годы крайне низка. И причиной тому служит фанатизм, охвативший всю страну в процессе подготовки к Олимпийским играм в Пекине.
Олимпийский рычаг национальной идеологии
Строительство Олимпийской деревни в Пекине обещает стать самым впечатляющим китайским проектом, способным к тому же сплотить всю нацию вокруг безвредной националистической идеи. Не забывая о том, что олимпиады в Токио 1964 года и в Сеуле 1988 года явили миру соответственно японское и южнокорейское экономические чудеса, Китай вполне обоснованно намеревается использовать 2008 год для презентации своих собственных экономических успехов. Тот факт, что политический вес нарождающейся супердержавы отнюдь не соответствует ее экономическому могуществу, вообще-то подстегивает к наращиванию военного бюджета. Однако демонстрация спортивной мощи может оказаться и более эффектным, и менее опасным способом самоутверждения.
Подготовка к Олимпиаде, которая не то что идет полным ходом, но уже практически близится к завершению, была использована Компартией Китая для решения наиболее острых проблем всей страны.
Из 37 млрд. долл., выделенных на подготовку (для сравнения, Игры в Греции обошлись организаторам в 12 млрд. долларов), на строительство спортивных сооружений приходится менее десяти процентов — 3,5 млрд. Наиболее весомой статьей расходов станет улучшение экологии китайской столицы. Эта проблема исключительно актуальна для всей страны, так как из 20 самых “грязных” городов, по данным ВОЗ, 16 расположены в Китае. В значительной степени это обусловлено высокой долей в энергетике страны древесного угля, поэтому его потребление к 2008 году планируется снизить вдвое. На эти цели уже несколько лет подряд ассигнуется 4% китайского ВВП, но олимпийская смета позволит существенно увеличить эти расходы — озеленить столицу и ее окрестности, вывести грязные производства за ее пределы.
Насколько это поможет, еще вопрос. В Поднебесной астрономическими темпами растет количество автомобилей: за последние 15 лет оно увеличилось более чем в 10 раз! В одном лишь Пекине на 12 млн. жителей приходится 2 млн. автомобилистов, и к 2008 году эта цифра обещает удвоиться. Неудивительно, что второй статьей расходов является предолимпийское улучшение инфраструктуры города, на что выделено еще 3,7 млрд. долл. На эти деньги вчетверо увеличат протяженность линий метро, построят новые транспортные развязки, введут новые — европейские — стандарты на автомобильные выхлопы.
Еще большие надежды возлагаются на возможность продемонстрировать всему миру облик нового Китая: вместо неиссякаемого источника дешевого низкопробного импорта — флагман научно-технического прогресса, обладающий колоссальным инновационным потенциалом. И пусть это будет построение общества будущего в масштабах отдельно взятого города, но к 2008 году в пределах городской черты должны остаться лишь наукоемкие производства, а доля высоких технологий во всей пекинской промышленности должна достичь 40%. Ну и уровень ВВП на душу населения в Пекине поднимется до 6 тыс. долл. — вдвое больше, чем запланировано по всей стране на конец одиннадцатой пятилетки.
С одной стороны, казалось бы, эти планы несколько противоречат задаче “совместного процветания” и вызовут еще большее расслоение китайского общества. Но с другой — вполне реально могут стать стартовой площадкой для нового экономического и политического прыжка страны, которая не раз на протяжении своей пятитысячелетней истории играла решающую роль в мире.