Разговор с ученым о сложившемся положении в украинской металлургической науке – нынешних рисках и предпосылках к подъему. Интервью с директором Института черной металлургии НАН Украины, Вадимом Большаковым
Кто оплатит возрождение
Разговор с ученым о сложившемся положении в украинской металлургической науке -нынешних рисках и предпосылках к подъему
Сергей Кукин, журнал «Металл»
Времена, когда журналисты писали о последствиях кризиса 1990-х и попытках его преодоления в экономике, окончательно отошли в первую половину этого десятилетия. Для горно-металлургического комплекса (ГМК) Украины сегодня актуальны вопросы не выживания, но эффективной организации бурно развивающегося бизнеса. Казалось бы, инфраструктурные сферы обязаны извлекать все позитивы от подъема в базовом для них ГМК. В большинстве своем так и происходит. Однако в случае с отраслевой наукой этот тезис все еще не находит своего подтверждения.
Несомненно, с оживлением процессов технического развития в украинском горно-металлургическом комплексе отраслевые НИИ и академические институты начали более или менее активно работать над решением прикладных задач для потребностей предприятий. Но утверждать, что научная деятельность в ГМК возобновилась с традиционной для советских времен силой, наши ученые пока не рискуют. О том, какие пути развития существуют у металлургической науки страны, мы говорим с директором Института черной металлургии НАН Украины, профессором, членом-корреспондентом НАН Украины Вадимом Большаковым.
«Кадровый голод» и будущее металлургической науки
М: Вадим Иванович, как бы Вы обрисовали нынешнее состояние дел с украинскими научными исследованиями для ГМК? Можно ли утверждать, что после кризиса 1990-х научно-прикладные и фундаментальные исследования возобновились?
Вадим Большаков: Сегодня ситуация в нашей сфере стабилизировалась, и научные исследования проводятся. Но о возобновлении их на прежнем советском уровне говорить рано. Причина в том, что наша металлургическая наука испытывает ряд кадровых, организационных и финансовых проблем.
М: Кадровая проблема – это ситуацияс «утечкой мозгов», о чем не раз говорилось в прошлые годы?
В.Б.: Не совсем так. «Утечка кадров» – лишь часть кадровой проблемы в научной отрасли. Причем Институт черной металлургии (ИЧМ) это явление в свое время особо не затронуло. ИЧМ был головным институтом отрасли в масштабах всего Советского Союза, а город Днепропетровск, где институт располагается, относился к «закрытым» с точки зрения советского понимания государственной и военной тайны. По этим причинам даже наши именитые ученые очень редко выезжали в зарубежные командировки, не говоря уже о молодых научных сотрудниках…
Под кадровой проблемой металлургической науки я понимаю негативы, которые возникли в кризисные времена и до сих оказывают свое влияние. Во всех научных учреждениях Украины сейчас наблюдается существенный недостаток молодых сотрудников. Связано это с несколькими тенденциями.
Во-первых, в последние 10-15 лет резко снизилось качество подготовки студентов в области технических наук – математики, начертательной геометрии, сопротивления материалов, механики машин и т.д. Причем корни проблемы -в нынешней системе школьного образования, где упор (как и в странах Запада) сделан на гуманитарные науки.
Во-вторых, все больше молодых людей в стране при выборе профессии предпочтение отдают нетехническим специальностям. Талантливая молодежь нацелена на то, чтобы получить гуманитарную, экономическую или юридическую специальность, с которой можно куда быстрее добиться признания и успеха, в том числе (если – не прежде всего) и материального. Последнего же наша наука сегодня предложить не может.
М:Другими словами, проблема связана с недостаточным вознаграждением за труд ученого в Украине?
В.Б.: Это решающий аспект! Скажем, нашему институту весьма непросто подбирать в штат и, главное, удерживать в нем молодых научных работников. И это притом, что ИЧМ целенаправленно работает по данному направлению с начала десятилетия. Совместно с Национальной металлургической академией Украины (Днепропетровск) мы создали специальный факультет, позволяющий выпускникам получать более высокую квалификацию магистров. Благодаря этому, сегодня в институте треть научного состава -молодые люди.
Но! Удерживать молодежь в стенах ИЧМ все труднее, т.к. зарплата, которую мы можем выплачивать в первые три года работы молодому специалисту, в три раза меньше вознаграждения среднего менеджера в любой коммерческой структуре. Жильем молодых сотрудников обеспечить также не в состоянии – средства на это отсутствуют как у института, Академии наук, так и у государства. В таких условиях «остаться в науке» решают только увлеченные идеей молодые люди. И эти случаи можно назвать скорее редкостью, чем правилом.
Впрочем, если все упирается только в недостаток материальных благ, с проблемой совладать можно. Плохо другое! При СССР в послевоенное время последовательно проводилась политика формирования престижного статуса ученого. Научные сотрудники получали не так много денег за свой труд по сравнению с представителями других профессий, но считались обладателями элитного статуса. К сожалению, в нынешнем обществе такого социального положения у научных работников уже нет. Молодежь больше привлекает специальность торгового менеджера, чем ученого.
М:Какое будущее тогда у металлургической науки страны, если и сегодня отмечается дефицит молодых ученых?
В.Б.: Перспективы здесь тесно увязаны с решением обрисованной выше проблемы. При организационной и финансовой поддержке государства у нашей науки (и металлургической в частности) будет будущее. Иначе….
Знаете, сейчас все способствует тому, чтобы даже те молодые люди, которые приняли решение в пользу научной карьеры, делали ее в Западной Европе или США. В этих регионах Болонская система образования уже привела к тому, что учебные заведения в переизбытке выпускают кадры по гуманитарным специальностям. В странах Запада наблюдается реальный дефицит технических специалистов-местных уроженцев. Приведу такой пример. Несколько лет назад я принимал участие в крупной научной конференции по вопросам металлургии в США. Так вот, среди ученых, представлявших Соединенные Штаты, присутствовали этнические русские, украинцы, китайцы, индусы, но с научным докладом не выступил ни один коренной американец!
При всем том, западные страны, благодаря той же Болонской системе, могут себе позволить пригласить на стажировку наших талантливых студентов-металлургов. Если они себя проявляют в научной области, им сразу же предлагается такой социальный и материальный статус, что «решение остаться» возникает почти автоматически. С точки зрения молодого ученого совершенно нерационально возвращаться в страну с низкой зарплатой, устаревшим исследовательским оборудованием и, в лучшем случае, равнодушным отношением государства и общества к твоей научной деятельности…
М:У Вас сформировалось, я понимаю, весьма негативное отношение к Болонской системе образования.
В.Б.: Эта система хороша с точки зрения платного обучения студентов по гуманитарным наукам, но она совершенно не подходит для подготовки по техническим специальностям. Ведь Болонская система построена на приоритете самостоятельных занятий студента. При таком подходе студент куда меньше общается с преподавателем, чем при лучшей в мире, считаю, советской структуре высшего образования. В лингвистическом, экономическом или юридическом направлениях, может быть, «болонский подход» себя и оправдывает. Но в технических науках без наставника-преподавателя многому не научишься.
Когда нет денег…
М:Вторая озвученная Вами проблема металлургической науки Украины – это недостаток финансирования, что особенно проявило себя в 1990-е годы. Сейчас ситуация изменилась?
В.Б.: Скажем так, сегодня эта проблема не столь однозначна, как в прошлом десятилетии. Сейчас академическая наука в Украине все-таки финансируется за счет государственного бюджета. Институты НАН Украины получают деньги на зарплату сотрудникам. Выделяются средства и на проведение фундаментальных исследований. Но, к сожалению, Академия наук не всегда в состоянии финансировать приобретение современного исследовательского оборудования и внедрение результатов этих исследований в промышленности.
В отраслевых НИИ ситуация с деньгами еще более сложная. Бюджетного финансирования у них нет, отраслевые институты вынуждены сегодня добывать средства самостоятельно. Они живут за счет заказов предприятий на проведение и внедрение тех или иных разработок. Кроме того, нынешнее законодательство приравняло НИИ к статусу промышленных предприятий. Отраслевые НИИ должны платить аренду за землю и научную пенсию своим сотрудникам. Это практически не оставляет шансов на выживание отраслевой науки.
М:В кризисные годы наши отраслевые НИИ и академические институты выживали за счет сдачи площадей в аренду. Можно ли утверждать, что научные учреждения в ГМК Украины уже научились зарабатывать на профильной деятельности -исследованиях и разработках?
В.Б.: «Арендные деньги» в бюджеты институтов по-прежнему поступают. Например, наш институт сдает в аренду до 20% своих помещений – такой лимит установлен положением НАН Украины. В отношении отраслевых НИИ подобного норматива не существует, у них процент поступлений от аренды зависит от того, насколько успешно формируются заказы от металлургических предприятий.
Сегодня деньги от сдачи помещений в аренду для нашего института – важное подспорье, но не заработок. Ведь, согласно академическому положению, мы вправе использовать эти поступления только целевым образом – для поддержания в нормальном состоянии зданий и помещений. И в общем бюджете Института черной металлургии, который сегодня составляет 8,5 млн.грн в год, доля «арендных денег» не превышает 12,5%. Еще около 30% мы зарабатываем самостоятельно на заказах от заводов и комбинатов, остальное финансируется из госбюджета страны через НАН Украины.
Я думаю, через 5-10 лет роль аренды в финансировании научных институтов заметно снизится. С постепенным увеличением штата ИЧМ (сейчас он составляет около 500 сотрудников, тогда как в советские времена в институте работало 1200 человек) сдача помещений в аренду сойдет «на нет» – нужно ведь будет размещать новых людей и новое оборудование.
Отдельные отраслевые институты уже и сегодня не считают этот источник поступлений важным. Скажем, «Укргипромез» успешно работает с заказчиками не только из Украины, но и всего СНГ. И сдачу помещений в аренду руководство этого института, насколько я знаю, рассматривает как далеко не основной вид дохода. В других НИИ ситуация с заказами не столь оптимистична, и аренда им действительно помогает.
В целом же, сама практика сдачи площадей в аренду прямо свидетельствует, что надлежащее финансирование украинской науки сегодня попросту отсутствует. И частные усилия научных учреждений вряд ли исправят ситуацию в масштабе всей страны.
М:И какое решение может быть эффективным в подобной ситуации?
В.Б.: Я полагаю, что в деле финансирования науки необходимо вернуться к советскому опыту планирования, когда государство целевым образом выделяло средства, а министерства их распределяли между существующими академическими и отраслевыми институтами с четким выделением ключевых направлений научной деятельности, обеспеченных госфинансированием. К этому процессу следует подключать и предприятия ГМК Украины. Ведь на данный момент практически все заводы и комбинаты отрасли находятся в частных руках, хотя они активно используют разработки, которые были выполнены ранее или осуществляются сегодня на основе фундаментальных исследований, профинансированных государством. Получается, государство спонсирует частный бизнес, хотя и опосредованно.
Данную ситуацию необходимо менять. В странах Запада, кстати, совсем не отрицается роль государственных денег в развитии фундаментальной науки. Допустим, ведущий металлургический институт Германии – имени Макса Планка – давно финансируется по следующей схеме. 50% необходимых средств перечисляется из государственного бюджета, остальное совокупно обеспечивается за счет взносов от всех компаний страны, которые имеют отношение к металлургии.
Украина не может игнорировать проблему недостаточного финансирования науки. Мировые тенденции здесь играют против нас. Допустим в США и Японии на обеспечение и развитие научной деятельности расходуется порядка 3% национального ВВП. В Европе – несколько меньше, но и здесь поставили задачу добиться такого же показателя. В нашей же стране на финансирование науки идет от 0,3 до 0,5% ВВП. Специалисты из области организации научной деятельности давно сделали вывод – столь низкие затраты еще как-то поддерживают существующее положение вещей в данной сфере, но в принципе не могут обеспечить развития науки.
Связь науки и бизнеса
М:В странах Запада не первое десятилетие практикуется такая форма развития науки, как организация исследовательских центров (R&D) при крупных промышленных корпорациях. Как Вы считаете, эта тенденция может быть актуальной для украинских реалий?
В.Б.: В некоторой степени, да. Например, корпорация «Индустриальный союз Донбасса» предпринимает попытки сформировать научный центр.
А опыт других стран по созданию научных центров при крупных компаниях мне знаком. Так, наш институт не первый год сотрудничает с японской металлургической корпорацией Nippon Steel. Эта компания как раз владеет собственным научным центром. По масштабам, территории и другим параметрам он примерно соответствует ИЧМ. (Разница в том, что японцы располагают новейшим исследовательским оборудованием, а мы работаем на том, что осталось от СССР…)
Мы проанализировали подходы и направления научной деятельности этого центра. И увидели важнейшее отличие – ученые Nippon Steel работают исключительно на свою корпорацию и только над решением узких, интересующих компанию задач. Фундаментальные исследования они не проводят. Однако необходимость в этом время от времени возникает, и тогда они вынуждены обращаться за помощью к институтам, которые исследуют широкий спектр фундаментальных вопросов для металлургии – от подготовки сырья до выпуска продукции конечных переделов.
Возвращаясь к украинским реалиям, отмечу один важный аспект. Корпоративные научные центры в нашей стране будут появляться, но они ни в коей мере не заменят те возможности, которые сегодня предоставляют существующие институты. Тематика подобных центров сужена в сфере научного поиска потребностями материнской корпорации, и полноценной заменой НИИ они не станут.
Данное обстоятельство, кстати, вполне понимают и представители самих металлургических корпораций. После того как Mittal Steel приобрела «Криворожсталь» (еще до объединения с Агсеlor) и представители этой группы ознакомились с нашими разработками для комбината, в ИЧМ пришел эмиссар от индусов с предложением купить институт! Конечно, я сразу прекратил разговор на эту тему. Во-первых, потому, что купля-продажа академических институтов запрещена украинским законодательством. Во-вторых, у меня сложилось негативное отношение к подобным предложениям. Тем не менее, вывод из этого все же следует. А именно: руководители крупнейшей в мире металлургической корпорации, владеющей не одним десятком заводов, вполне отдают себе отчет в том, что для успешного развития необходимы научные исследования высшего уровня. И сегодня мы сотрудничаем с АгсеlorMittal на контрактной основе, невзирая на то, что после слияния двух групп в распоряжении Лакшми Миттала оказалось несколько крупных научных центров в Европе и США.
М:В Украине работает ряд государственных НИИ, обслуживающих запросы практически частного уже ГМК. Как Вы полагаете, сможет ли такой процесс, как приватизация этих НИИ, придать новый толчок развитию отечественной горно-металлургической науки?
В.Б.: Отвечу категорически – нет, этот подход – глубоко ошибочный! И ответ продиктован тем, что отрасль уже получила определенный опыт приватизации НИИ. В свое время в Днепропетровске работал мощный институт автоматизации металлургической промышленности. В период активной приватизации 1990-х его купила частная зарубежная фирма. Позднее выяснилось, что покупатель изначально не имел цели заниматься какой-либо научной деятельностью в институте. Фирму привлекали большое здание и обширная территория в центре Днепропетровска. Сейчас в этом здании располагается, по сути, офисный центр, а от института автоматизации остались «осколки», которые пытаются выжить после такой вот приватизации.
Добавлю, мы неоднократно обращались к властным структурам высшего уровня с предложением о полном запрете приватизации НИИ в Украине. К сожалению, полной ясности по этому вопросу до сих пор нет.
Собственно наука
М:Вадим Иванович, двадцать лет назад металлургическая наука Украины очень активно развивалась по нескольким магистральным направлениям. Можно ли утверждать, что эти направления и сегодня являются главными? Или уместнее говорить все же о выделении новых направлений научного исследования?
В.Б.: Сами направления базовых исследований по доменному, конвертерному или прокатному производству радикально не изменились. Да и не могло этого произойти за 10-15 лет, ведь область фундаментальных исследований не отличается способностью к быстрым изменениям.
В то же время в последние годы отмечается активизация в определенных сферах научной деятельности, что связано с изменением экономической ситуации в мире, государстве и горно-металлургической отрасли. Речь идет о таких направлениях, как энергосбережение и экология, а также о процессах автоматизации производства. В прошлом развитие в данных сферах было не столь активным. Сегодня же это выходит на первый план. Причины очевидны – возрастание требований к защите окружающей среды, нацеленность предприятий на сокращение себестоимости производимого металла и постоянный рост цен на энергоносители. В немалой степени от исследований по указанным направлениям и будет зависеть эффективность работы металлургических предприятий.
Базовые же исследования, скажем, по доменному переделу по-прежнему проводятся. Более того, отечественная металлургическая наука по традиционным направлениям своей работы располагает определенным заделом, соответствуя мировому уровню (а то и превышая его). Но вот в сфере реализации полученных наработок мы сильно отстаем от Европы, Японии и Китая. Внедрение на уровне опытных и промышленных образцов сегодня практически не организуется и не финансируется украинским государством.
М:А что думают по этому поводу нынешние собственники украинских метпредприятий?
В.Б.: В большинстве своем они в этом не заинтересованы, т.к. не хотят ждать, пока будет завершено исследование, а затем испытана и внедрена на промышленном уровне разработка. Они предпочитают платить за готовый результат и преимущественно зарубежным поставщикам оборудования, технологии и систем автоматизированного контроля. В то же время практика показывает, что зарубежные проектанты и технологи не знают особенностей эксплуатации оборудования на наших заводах, сырьевой базы и поэтому делают ошибки при проектировании. Эти ошибки потом устраняются нашими учеными.
Вы можете назвать прорывные разработки/технологии, которые осуществила отечественная металлургическая наука в последнее десятилетие?
В.Б.: Назову лишь несколько фундаментальных исследований, которые ИЧМ осуществил на базовом уровне, а затем реализовал совместно с различными отраслевыми институтами.
Во-первых, это технология загрузки доменных печей, оснащенных бесконусными загрузочными устройствами. Именно по этому направлению мы опережаем ведущие европейские, да и мировые разработки. Во-вторых, – технология десульфурации чугуна перед выплавкой стали, реализованная совместно с Запорожским институтом титана. Сказать о том, что эта разработка последнего десятилетия, я не могу, но технология на месте не стоит, она постоянно совершенствуется.
Подобные разработки существуют и в Европе. Однако в конкурентной борьбе (на тендерах) мы доказали -наша технология десульфурации более эффективна. Например, в Китае по нашей технологии построили 58 установок десульфурации чугуна. Отмечу также, что интерес к ней проявляют уже и в Украине. Сегодня в проектах реконструкции МК «Запорожсталь» и ДМК им. Дзержинского значится внедрение данной разработки и строительство соответствующих установок. Думают над этим и на МК «АрселорМиттал Кривой Рог».
И еще одна новая разработка (два года назад была удостоена Государственной премии Украины) – это неприводные клети прокатных станов. С минимальными затратами и значительной экономией энергоресурсов в целом по производству эти агрегаты позволяют на действующих станах существенно расширить сортамент выпускаемого сортового проката.
М:Сколь затратным или выгодным для инвестора может быть финансирование разработки такого уровня, как технология десульфурации чугуна?
В.Б.: В советские времена существовал расчет отдачи на каждый рубль вложений. Отдача в научные исследования фиксировалась на уровне от 5 до 10 руб на рубль инвестиций. Не думаю, что сегодня эти соотношения заметно поменялись, будь в основе расчета гривна или доллар.
В любом случае, вкладывать деньги в собственные исследования куда выгоднее и перспективнее, чем закупать потом новые технологии и оборудование за рубежом.
М:С достижениями понятно. А наблюдается ли существенное отставание украинской металлургической науки по каким-то отдельным направлениям?
В.Б.: Да, в настоящий момент мы сильно отстаем в решении одного из ключевых вопросов для металлургии – подготовке высококачественного железорудного сырья (ЖРС) и кокса. Особенно это заметно на фоне двух разновекторных тенденций: наряду с колоссальными темпами роста в производстве чугуна и стали, которые отмечаются в мире на протяжении последних 5 лет, ужесточается конкуренция по доступу к ЖРС и коксу. Качественное сырье быстро раскупается и дорожает. Возникает вопрос, что делать с менее качественными материалами? В отношении ЖРС в мире активно развиваются различные технологии дробления, отделения железосодержащих материалов, флотации, отделения вывода вредных компонентов от породы и т.п. Украина, к сожалению, в этом движении совсем не в первых рядах.
М:Как Вы считаете, необходимы ли масштабные структурные преобразования в научно-металлургической сфере Украины? И видите ли Вы серьезные долгосрочные перспективы развития для отечественной металлургической науки?
В.Б.: Необходимости в серьезных структурных реформах в научной сфере страны я сегодня не вижу. Это повлечет за собой ломку устоев и, как следствие, множество негативных моментов.
А перспективы пока зыбкие. Государство не организовывает, не финансирует и не контролирует реализацию целевых программ развития металлургии. Минпромполитики практически не вкладывает средства в реализацию крупных научно-прикладных разработок по ключевым проблемам металлургии. Четкие перспективы появятся лишь в случае, если государство все же восстановит свою роль в развитии научной сферы, скоординирует деятельность научных учреждений и оплатит строительство опытно-промышленных установок. Наконец, хотя бы обеспокоится вопросом повышения престижа научной деятельности в глазах молодежи!
Если же мы будем замалчивать «вопрос о науке» еще лет десять, то по истечении этого периода в стране в буквальном смысле слова вымрет немалое количество опытных и зрелых ученых мирового уровня. И когда придется науку возрождать, сделать это будет уже значительно сложнее и дороже.
Но сейчас у страны еще есть время для принятия и реализации нужных решений.
В.И.БОЛЬШАКОВ: ЖИЗНЬ И КАРЬЕРА
Родился 3 сентября 1938г. в г. Днепропетровске.
В 1960г. закончил Днепропетровский металлургический институт, после чего начал работать инженером в Институте черной металлургии. В последующем трудовая деятельность всегда была связана с ИЧМ.
В мае 1996г. избран директором Института черной металлургии НАН Украины, в 2000г. – членом-корреспондентом Национальной академии наук Украины. С 2001г. – президент Ассоциации НИИ и проектных институтов ГМК.
Научная карьера включала следующие этапы:
• 1966г. – кандидат технических наук;
• 1987г. – доктор технических наук;
• 1990г. – профессор;
• 1997г. – заслуженный деятель науки и техники Украины.
Автор свыше 650 опубликованных научных работ, И монографий, а также более 85 авторских свидетельств и патентов на изобретения. Внес фундаментальный вклад в создание научных основ управления распределением шихты и газов в доменных печах. Результаты его работ стали основой создания нового оборудования для доменных печей большого объема. Подготовил 2 докторов и 7 кандидатов технических наук.
Научные награды:
• 1988г. – отмечен Почетной грамотой Президиума Верховного Совета УССР за разработку и освоение новой техники;
• 1999г. – стал лауреатом премии им. З.И. Некрасова НАН Украины;
• 2003г. – награжден орденом «За заслуги» III степени.